Год, прошедший с трагического события — катастрофы польского президентского самолёта 10 апреля 2010 г., был политически насыщенным и во внутренней польской политике, и в польско-российских отношениях. Теперь есть повод подвести итоги этого периода наших отношений, посмотреть, к чему мы в результате пришли.
Во-первых, очень значимым является тот факт, что к настоящему времени польская сторона в целом определилась с вопросом о вине за крушение самолёта. Основная вина признаётся за Польшей, однако часть вины всё же возлагается на Россию — и это принципиальная позиция, на которой настаивают не только представители партии «Право и Справедливость» (PiS, склонные даже к версии об организации Россией теракта), но и правящая партия Гражданская платформа (PO). Премьер-министр Дональд Туск чётко заявил: «Русские отчасти виноваты в авиакатастрофе… но не хотят признавать свои слабости». Это важнейшее событие последнего времени, которое будет иметь далеко идущие последствия для наших отношений. Весь год Россия была озабочена в первую очередь обоснованием своей невиновности в произошедшем и надеялась, что нынешние власти Польши с этим согласятся, благодаря чему и негативного шлейфа от катастрофы для двусторонних отношений не будет. Теперь вполне очевидно, что расчёт Москвы оказался ошибочным. Более того, теперь со всей определённостью можно сказать, что обсуждение российской вины за эту катастрофу станет важнейшей темой польско-российских отношений на многие годы вперёд. Избежать этого не удалось. Показательно при этом, что по соцопросам (CBOS) 68% поляков считает, что причины катастрофы до сих пор не выявлены, причём таковых большинство не только среди сторонников PiS (90%), но и среди поддерживающих PO (52%). Значит, Польша обречена на многолетние выяснения причин произошедшего и на спор с Россией за признание ею своей частичной вины.
Ещё одним важным итогом прошедшего года можно назвать то, что капитал взаимного примирения, неожиданно обретённый нами год назад, почти растрачен, почти загублен. То, что произошло год назад, когда вместо срыва всех отношений в результате катастрофы они наоборот стали заметно поправляться, было почти чудом. Чудом и шансом на значительно продвижение вперёд по пути взаимного примирения. Так вот, от этого «примирительного капитала» уже почти ничего не осталось. И виновата в этом, на мой взгляд, именно польская сторона. Весь год из Польши шли сигналы, оскорбляющие русское общественное мнение — начиная с выражений удивления, «что русские вообще способны к сочувствию». История с доской на памятном камне, произошедшая на днях, вся та реакция на неё, которую проявила Польша — это стало чуть ли не последней каплей в очередном охлаждении русского общества к «братскому народу».
Здесь надо упомянуть ещё и о такой проблеме, как полное неумение поляков работать с российским общественным мнением. Польская политика даже и не пытается с ним работать — она его просто игнорирует
45c4
, и это старая традиция. Связано это в первую очередь с тем, что поляки в него просто не верят. Есть застарелый штамп польской мысли о России, гласящий, что там «нет общественного мнения». Основан он на традиционных для польской культуры принципах восприятия России как антипода Польши: в России его нет просто потому, что в Польше оно есть и крайне значимо. Благодаря этой неадекватности восприятия поляки постоянно проигрывают имиджевые вопросы на уровне общественного мнения в России. Последнее время отношения русского общества к Польше, ещё недавно почти нейтральное, ухудшается год от года и весьма быстрыми темпами. Можно даже сказать, что впервые в современной истории в России появилась массовая полонофобия, особенно подогреваемая обилием переводов польской прессы в Рунете. Так вот и за прошедший год отношение русских к полякам в целом стало ещё хуже, и тот задел на его исправление, который появился год назад, потерян.
Связано это также и с тем, что поляки решили максимально использовать факт трагедии для целей широкой общественной и международной презентации темы «Катыни», то есть расстрелов польских офицеров в 1940-м г. И это, надо признать, Польше удаётся. Фактически и состоявшаяся только что церемония поминовения жертв катастрофы стала ещё одним актом поминовения жертв Катыни.
Впрочем, ещё одним важнейшим итогом прошедшего года стал сильнейший раскол внутри самого польского общества, невиданный рост политической вражды в Польше. Довольно странно всё это видеть, если учесть, что ещё в 2005 г. обе основные партии современной Польши воспринимали себя почти как сестринские, то есть дополняющие друг друга на одном политическом поле. Теперь вся Польша расколота на их сторонников при постоянно ухудшающемся взаимном отношении. При том, что одна из этих партий (PO) сейчас контролирует все ключевые посты в государстве, старая стратегия PiS на отрицание Третьей республики, то есть неприятии всей политической системы современной Польши, оказалась вновь востребованной. При массовом распространении среди её сторонников мнения о преступном сговоре PO с Москвой с целью устранения политической элиты PiS, ассоциируемого с «цветом нации», всё управляемое ими государство видится преступным, а его политические формы — сущностно антипольскими. Сейчас трудно предполагать, как будет далее развиваться ситуация накала политических страстей и роста радикальных настроений, но одно очевидно: в ближайшем будущем Россия будет иметь дело как минимум с «двумя Польшами», которым будет очень трудно договариваться друг с другом.
В такой обстановке начинается парламентская избирательная кампания, неформальный старт которой и дали церемонии первой годовщины авиакатастрофы. И здесь надо признать, что такой старт выгоден именно PiS. Гражданская Платформа как партия и в лице президента и премьера оказалась слаба перед агрессивной информационной кампанией Права и Справедливости, основанной на событиях 10 апреля. Инициатива сейчас явно на стороне Ярослава Качиньского — это также вполне очевидный итог прошедшего года. У либералов (PO) сейчас просто уходит почва из-под всего курса примирительной политики с Россией, но и изменить его они уже не могут. У Платформы очевидные проблемы с чётким определением своего отношения к катастрофе, её причинам и значении. Полный отказ от символического истолкования произошедшего тоже на деле оказался просто сдачей этой сферы политическим конкурентам. Сейчас же несомненно, что Смоленская катастрофа — главный символ проводимой Я. Качиньским предвыборной кампании.
Переходя к конкретике того, как проходила церемония поминовения жертв катастрофы обоими президентами 11 апреля, нельзя обойти вниманием историю со сменой доски на памятном камне на месте трагедии. И тут приходится признать, что польская провокация (конкретно со стороны ассоциации «Катынь-2010») удалась, и немалые политические очки на этом заработал весь право-консервативный политический лагерь Польши, а в явном проигрыше — официальная Россия и партия Гражданская платформа. Напомню, что камень на месте катастрофы установил смоленский губернатор Сергей Антуфьев в знак сочувствия. Памятную доску организация «Катынь 2010» установила самостоятельно без всяких согласований и с прямым нарушением российских законов. РФ долго (в течение пяти месяцев) добивалась от польского МИДа совместного разрешения ситуации с доской, но безуспешно. Конечно, то, что её сняли и заменили только перед самой годовщиной — мягко говоря, неразумно. Это неплохо иллюстрирует как характер принятия решений и действий российского чиновничества, так и полное непонимание значимости подобных жестов для польской политики и общественного мнения. Одновременно можно сказать, что эта история оказалась провалом Радослава Сикорского как министра иностранных дел Польши — не разрешив вовремя ситуацию, он подставил подножку своему коллеге по партии президенту Брониславу Коморовскому , равно как и всему курсу нормализации отношений с Россией, а также сделал большую услугу партии PiS.
Несомненно, вся проблема здесь не столько в незаконном способе установки таблички, сколько в содержащейся в её тексте характеристике Катынской трагедии как геноцида. На сей день эта формулировка почти полностью принята польским политикумом, но остаётся абсолютно неприемлемой для России. Надо понимать, что здесь мы имеем дело с пределом договорённостей. Эту черту не переступит ни одна из сторон. А значит, тема содержания надписи на будущем памятнике будет важнейшей для наших отношений в этом году, и станет, несомненно, раздражителем. Наверное, разумно было бы повременить с установлением на будущем памятнике нового текста до окончания польских парламентских выборов.
Ещё один очень важный контекст прошедшей церемонии связан с самим фактом первой в истории встречи глав наших государств в Смоленске. Сама история Смоленщины предполагает особую содержательность и символические значения такой встречи. Примечательно, что Дмитрий Медведев в своей речи заявил, что «история Смоленской земли, к сожалению для наших народов, включает и другие трагические страницы» (помимо авиакатастрофы годичной давности). Это очень верно. Однако понимать такую фразу можно по-разному: мало сомнений в том, что польская сторона услышала в ней только намёк на Катынскую трагедию. Трудно судить, только ли это имел в виду российский президент, однако несомненно, что его утверждение имеет гораздо большую историческую ретроспективу.
Смоленская земля — особый регион для польско-российских отношений. Она видела много, очень много войн, с которыми поляки приходили на русскую землю. Это, можно сказать, земля, политая кровью русских, убиенных поляками в их многовековой агрессии против Руси. Одна из важнейших страниц истории наших отношений даже так и называется — Смоленская война. И очень печально, что во время такого исторического события, как первая встреча глав наших государств на этой земле, об этом не было сказано ни слова. Особенно печалит тот факт, что эту тему проигнорировал президент Польши — историк по образованию и человек, прекрасно понимающий значение исторической памяти.
А ведь почтение памяти погибших в разные столетия от польских рук русских воинов и мирных жителей Смоленщины по идее и по нравственному долгу должно было стать важнейшей частью всей церемонии. Если игнорирование этой темы было предпринято в логике «надо не расстраивать поляков, чтобы не мешать процессу примирения», то по той же логике надо признать, что больше всего этому процессу мешают сами поляки, поминая своих жертв 1940-го года. Но, наверное, почтение к жертвам прошлых лет не стоит рассматривать как повод для ухудшения отношений — а скорее наоборот. И совместное поминовение их стало бы ещё одним шагом к примирению. А в результате российской стороной был нарушен важнейший принцип взаимности международных отношений. Также несомненны негативные последствия для президента РФ на уровне русского общественного мнения, что можно было бы и предотвратить, сделав церемонию более исторически полноценной и взаимной. Ограничение же её исторического содержания только катынской темой в данном контексте имело, несомненно, оскорбительный для русских смысл и вызвало в России только раздражение.
Кстати, очень примечателен слух об обстоятельствах катастрофы, распространившийся, очевидно, поначалу в церковной среде жителей Смоленска, но быстро попавший в Интернет и придавший событию годичной давности для значительной части русского общества важный символический смысл. Согласно этому слуху польский самолёт разбился на том самом месте, где прежде стояла церковь святого мученика Меркурия Смоленского, небесного покровителя города, которая была в своё время разрушена поляками. Трудно судить, сколь правдив такой слух — прямых доказательств ему, кажется, нет. Однако несомненны его исторические основания. Практика разрушения поляками православных церквей на подчинённых русских землях — одна из древнейших польских традиций, идущая ещё с XIV века и особенно ярко проявившая себя в ХХ в., когда в межвоенный период церкви на восточных землях Второй республики, захваченных в 1920 г., уничтожались столь же систематично и целенаправленно, как это делала коммунистическая власть с другой стороны границы — правда, по совершенно иным причинам. У такого поведения поляков были глубокие основания ещё в католической традиции отношения к отпавшим от Церкви и иноверцам, немало сдобренной позже шовинистической составляющей национальной идеологии.
Поляки, разрушающие церкви — это традиционный образ польской агрессии, за столетия хорошо утвердившийся на западнорусских (украинских и белорусских) землях. Русские всегда воспринимали это как проявление поляками недопустимого религиозного насилия и дичайшего варварства. Но производит большое впечатление, что этот образ сохранил своё значение даже на Смоленщине, несмотря на историческую отдалённость для этого региона всех этих событий и социальные сломы и пертурбации ХХ века, и теперь даёт себя знать в оценке событий прошлогодней авиакатастрофы. Представляется несомненным, что в программу мероприятий стоило заложить часть, посвящённую поклонению памяти русских воинов и мирных жителей Смоленщины, ставших жертвами польской агрессии. И провести её стоило перед иконой св. Меркурия Смоленского. Это помогло бы сделать всё мероприятие более уважительным по отношению к местным жителям и их исторической памяти, улучшив тем самым и общее отношение к нему со стороны русского общественного мнения.
Перспективы развития польско-российских отношений в 2011 году довольно неопределённы. Россия нацелена на улучшение отношений и взаимодействие. Однако такой сценарий вовсе не гарантирован.
Вторая половина этого года — время председательства Польши в ЕС, поэтому отношения между двумя странами оказываются в центре внимания всей Европы. Председательство на деле станет важнейшим экзаменом для Польши. Если Варшава сможет помочь развитию контактов и взаимодействия РФ и ЕС, то она полностью вернёт себе доверие европейских партнёров и усилит свою потенциальную роль в ЕС как «моста к России». Если же отношения с Россией за это полугодие заметно ухудшатся, то Польша на долгие годы будет вычеркнута из основной линии российско-европейских отношений, что уже было и что на этот раз радикально ослабит её международные позиции. В конце года должен состояться форум РФ-ЕС, однако есть вероятность, что благодаря осенним парламентским выборам к власти снова придёт Я. Качиньский и его партия. Тогда наши отношения, скорее всего, будут хуже, чем когда-либо прежде, ведь, судя по заявлениям, первым делом такое правительство потребует созыва международного трибунала по осуждению России за организацию убийства предыдущего польского президента.
Есть у перспектив наших двусторонних отношений и другие проблемы, более субъективного, но одновременно и более глубокого системного характера. В первую очередь складывается ощущение, что российское руководство рассчитывает задобрить поляков жестами, обойтись формально-символической стороной трудных вопросов. Со своей стороны, поляки определённо полагают, что россияне делают лишь первые шажки «к исправлению», и ожидают, что дальше будут другие, имеющие более конкретное выражение. Как сказал Бр. Коморовский, мы «идём дорогой правды к польско-российскому примирению… Это будет долгая и трудная дорога». Есть серьёзные основания полагать, что в планах Кремля этой «долгой и трудной дороги» попросту нет. В результате уже через некоторое время мы обречены на разочарование политики нормализации отношений с Россией даже со стороны той части польского общества, которая её сейчас определённо поддерживает. Готов ли Кремль идти по этой дороге дальше — по указанному Польшей пути? Вряд ли. В конечном счёте, он вынужден будет считаться и с ограничителем в виде русского общественного мнения, которое и так настроено к нынешним мероприятиям весьма скептично. Но есть также все основания полагать, что проводимая Кремлём политика в отношении Польши основана не на глубоком и детально проработанном на многие годы вперёд стратегическом плане «примирения». Наоборот, она направлена на задачи конкретного делового взаимодействия по актуальным экономическим вопросам, например, приобретения россиянами польской Группы LOTOS. Средством для чего и является политика символических задабриваний польского гонора.
В любом случае, пока в наших отношениях господствует тренд нормализации и риторика примирения — это шанс для обоих народов, которым стоит максимально воспользоваться.